Диалоги и встречи: постмодернизм в русской и американской культуре - Коллектив авторов

Российско-американское урбанистическое взаимопроникновение становится заметным после революции 1917 года, когда в результате иммиграции выехали многие выдающиеся русские художники, архитекторы, дизайнеры, которые внесли заметный вклад в развитие американских городов. При этом из Советской России в Штаты направляются инженеры и архитекторы изучать строительство высотных сооружений.

Американские архитекторы внесли свой вклад в формирование индустриального облика российских городов, создавая заводы-гиганты, в какой-то степени способствовали формированию «индустриального» сознания – совокупности представлений о человеке-винтике огромной машины, управляемой и направляемой заданным курсом.

В 1928—1932 годах одна из самых известных строительных промышленных фирм в США «AlbertKahnAssociatesIncorporated» возвела более 570 крупных тракторных и автомобильных заводов-гигантов в Москве, Челябинске, Сталинграде, Нижнем Новгороде [2], которые в эпоху постиндустриального общества или меняют свою идентичность, или ветшают.

В начале 1930-х годов политическая власть оказывается в руках Сталина, берется курс на сугубо национальную политику. Выдвигается лозунг привлечения своих собственных кадров, а все иностранные специалисты постепенно высылаются в их страны, слишком настойчивые оказываются в сибирских лагерях.

Поворотным моментом перехода к новому стилю в архитектуре становится проведение открытого конкурса на проект Дворца Советов, в котором последний раз участвуют иностранные архитекторы. Второе место занимает американский архитектор Гектор Гамельтон. В Америке уже имелся длительный опыт строительства высотных зданий, который в большей мере нужен был Сталину, чем сами американские архитекторы. А Дворец Советов, здание-призрак, непостроенная высотка, проектировавшаяся на основе лучшего американского и советского опыта, некой тенью легла на московский ландшафт и повлияла на многие архитектурные и градостроительные решения.

Это время совпадет с расцветом стиля арт-деко. В Европе и Америке он стал глашатаем буржуазной стабильности, а в СССР сумел выразить коммунистические идеи. Постмодернизм подхватил из арт-деко идею стабильности, благосостояния и роскоши, выраженную в архитектуре, с переосмыслением классического наследия XVIII—XIX веков, национальных мотивов, с широким применением индустриального дизайна и технологических достижений «века машин».

Сталинские высотки стали самыми яркими носителями этой идеологии. Один из авторов высотной гостиницы «Украина» Вячеслав Олтаржевский провел 10 лет в Нью-Йорке, преподавал в Колумбийском университете и участвовал в строительстве высотных зданий в Нью-Йорке [3].

С момента торжественного открытия в 1957 году гостиница была не просто крупнейшей в Европе, она еще и поражала великолепием интерьеров, расписными плафонами, лепниной, бра, скульптурой и мебелью. Для нашей темы особый интерес представляет переход сталинской высотки «Украина» в руки трансконтинентальной сетевой гостиничной корпорации «Radisson». Новый «Radisson Royal Hotel» представляет саму суть постмодернистских глобальных трансформаций. Историческое здание уже и не историческое, а просто цитата из того времени, которое так интригует современных путешественников. Если сталинская эпоха середины 50-х годов декларировала массовость и доступность отдыха, культуры любому простому человеку, то теперь это массовая доступность адресована обеспеченным и избалованным людям. Исчезла штукатурка, теперь всюду сияющий мрамор. Целый сонм международных лидеров в сфере товаров люкс поставляли мебель и светильники, ванны и паркет, телефоны и посуду для услады международных бизнесменов и туристов. Подробное описание на сайте отеля туалетов из оникса и ванных с тиковыми полами и с видом на Белый дом хорошо характеризует запросы постояльца постиндустриальной эпохи, который в твиттере с иронией напишет записку о том, что он в ванне отдыхает и российский политический символ рассматривает [4]. Произошло полное переосмысление идентичности объекта.

В современном городе существует несколько заметных американских проектов, которые напрямую связаны с постмодернизмом и глобализацией. Одним из таких можно назвать сеть ресторанов быстрого питания «Макдоналдс», первый из которых был открыт

31 января 1990 года в бывшем советском кафе «Лира» на Пушкинской площади. Это был кусочек заокеанской земли с незнакомой культурой обслуживания, стерильной чистотой, с новыми вкусовыми, зрительными и обонятельными ощущениями, куда молодые люди водили своих девушек на свидание. Очень скоро опознаваемую вывеску «Макдоналдс» можно было увидеть не только в каждом районе Москвы, но и в других городах. Идентичность этой сети, проделав путь от «нездешности» до не очень полезного «фастфуда», стала первой ассоциацией глобализации общественного питания. Теперь карта Москвы пестрит логотипами сетевых кофеен и баров, которые заметно разметили пространство услуг наподобие верстовых столбов, показав миру силу стереотипа потребления [5].

Еще одно чисто американское явление, ставшее неотъемлемой частью постиндустриального общества потребления, – это молл, который сочетает в себе элементы массовости и индивидуальности. Моллы возникли в США в конце 1920-х годов как результат развития субборбий вдали от центра города, пройдя долгий путь от крупного универмага эпохи индустриализации до собрания отдельных, но сетевых сервисов и услуг эпохи постмодернизма. Протяженный торгово-развлекательный комплекс с международными узнаваемыми брендами, магазинами, бутиками, кинотеатрами и сетевыми ресторанами с искусственным климат-контролем – это сама суть глобализации через внедрение концепции «одинаковости», рекламы и взращивания всеобщей идеологии потребления путем маркетинговых изысков. Молл как вместилище «одинаковости» может и сам быть сетевым. Часто моллы строятся в стилистике классических или диснеевских дворцов, создавая некую иллюзию культурного проведения досуга. Но есть моллы, облик которых связан со звездными играми или виртуальными космическими кораблями, как, например, Торговый центр американской компании «Morgan Stanley» cо значимым для нашей темы названием «Метрополис».

Постмодернизм отражает глобальный имидж власти и лидерства в городском пространстве, где ведутся войны между застройщиками за дорогую землю, покупателя жилья или офисов. Для корпораций высота и зримость инвестиций является возможностью показать свою финансовую устойчивость и благополучие. Влияние офисов крупных трансконтинентальных корпораций ощущается как в центральной части города, так и на основных магистралях и в облике нового Московского Сити.

В Москве работает много западных архитекторов, в том числе и американских, да и российские часто строят на западный манер, много говоря об общественном пространстве. «Общественное пространство – это не то место, где вы покупаете сладкую вату. Там жители чувствуют связь с городом и окружающими людьми. Образно говоря, это Агора в древнегреческом полисе или рыночная площадь в Средневековой Европе», – пояснил руководитель центра социологических исследований Президентской академии РФ Виктор Вахштайн [6].

В США принято отдавать первые этажи современных небоскребов под публичное кондиционированное пространство под крышей, часто с пальмами, лавочками, иногда кафе. Безопасное и комфортное общественное пространство привлекает людей обеспеченных и способных выбирать место проживания, а значит является залогом успеха экономического развития мегаполиса. Однако острый российский вопрос безопасности сугубо политико-экономических элит не позволяет создать открытое публичное пространство в первых этажах новых гигантов, да и в целом членит город и пригороды на охраняемые зоны.

Современная городская среда по-новому осмысливает индустриальные объекты, которые уже не могут выполнять свои функции в новых условиях. Они не экологичны, не производят товары для нужд мегаполиса, а мегаполис не желает видеть у себя массовое промышленное производство на вывоз. Однако постиндустриальное сообщество привлекает красота промышленных сооружений прошлого, их историческая аура, а также удобство компактного квартала, который можно перестроить для привлечения и с участием «креативного класса» или творческих элит, которые, по мысли американского исследователя Ричарда Флориды, являются локомотивами успешного экономического развития городов и регионов [7].

В Москве, однако, опыт преобразования промышленных территорий в открытое пространство с офисами, галереями, студиями, ресторанами не всегда безоговорочно успешен. В ритме сменяющихся кадров 3-D фильма территории меняют свою идеологию и хозяев. Так, можно вспомнить развитие событий в духе постмодернистского общества на территории Бахметьевского гаража (1926), который ассоциируется с романтикой 20-х годов ХХ века и творчеством Константина Мельникова и Владимира Шухова, чьи имена сейчас на слуху, да и факт предназначения для английских автобусов фирмы «Лейланд» создает свою эстетику. Шухов, окончивший Императорское Московское техническое, прошел годичную стажировку в США. В 2001 году после вывода уже советского автобусного парка в Бибирево эта территория была передана Правительством Москвы Московской Марьинорощинской Еврейской общине. В 2008 году здесь открывается Центр современной культуры «Гараж», но уже в 2011 году он перебирается в Парк культуры и отдыха им. М. Горького, уступив место Еврейскому музею и центру толерантности. Таких переходов реальных и виртуальных игр с культурой, толерантностью и финансами в Москве можно найти немало.